статья архим. Рафаила (Карелина) о первородном грехе и спасении

20:07
Согласно христианской доктрине в результате исходного, первородного греха прародителей — Адама и Евы — жало греха проникает в каждого человека без исключения. В результате этого всякий человек появляется на свет в естестве, уже зараженном тлением, а воля его с раннего младенчества обнаруживает удобопреклонность к укоризненному греху.
Таким образом, для всех потомков прародителей первородный грех видится внешнему взгляду не как личный грех человека, но как общая порочность, греховность, как состояние, характеризующееся деформированной по отношению к здоровому состоянию прародителей — Адама и Евы — духовно-телесной сферой.
Поврежденность первородным грехом характеризуется:
* наличием телесных страданий
* биологической смертью
* склонности воли ко злу
* проблемами мыслительной сферы
* утерей сверхъестественных способностей (особой близости с Богом).
Проблема вменяемости первородного греха
Догмат о первородном грехе может и по сей день вызывать недоумения: во-первых, почему новорожденные уже оказываются виноватыми в том, чего не совершали, и, во-вторых, почему греховность имеет свойство наследоваться?
Подобное возмущение новой в то время августиновcкой концепцией «первородного греха» овладело в V веке и британским аскетом-богословом Пелагием. Пелагий, вопреки блж. Августину, стал утверждать, что все люди рождаются в том же состоянии, что и первозданный Адам, и лишь постепенно повреждают свою природу и волю злыми действиями, если проявляют к этому склонность в течение проживаемой жизни. Такая концепция была отвергнута Церковью того времени, но вместе с тем ее отвержение вызвало естественную необходимость объяснить феномен наследственного поражения грехом всего рода человеческого как с нравственной, так и с природной стороны.
«Органическая» модель (православная)
Представление о первородном грехе как о болезни, передающейся по наследству от организмов родителей к организмам детей, легло в основу иной модели, объясняющей всеобщность первородного греха. Подобную модель можно назвать органической. По сути сейчас она — единственная в православной антропологии.
Но органическая модель вменяемости первородного греха трудна для понимания и вызывает ряд вопросов:
1) почему мы умалены как личности по сравнению с прародителями: ведь у них был свободный выбор, и они выбрали, хотя и неудачно. Но мы уже с рождения такого перво-выбора не имеем. Кстати, ведь у ангелов в момент бунта, поднятого Люцифером, каждый сам мог выбирать, с кем он будет дальше; почему же люди лишены подобной возможности?
2) почему Бог не придумал способа, как оградить потомство от распространения семени тли на потомство Адама и Евы?
3) почему даже после крещения христианину приходится прилагать личные усилия для спасения, в то время как причастность к первородному греху, ко злу, к "ветхому Адаму " мы не выбираем: она постигает нас как изначальная данность? Разве не просматривается в этом некоторая несправедливость?
На 1)-й вопрос православное богословие утверждает, что свободы выбора разумных личностей людей теперь не стало меньше. Каждую секунду человек решает, как ему жить дальше, и что для него предпочтительнее: стремиться ли ему в Царство Божие (но за Него ему придётся много потрудиться и потерпеть скорби) или жить в мирских удовольствиях (пренебрегая перспективными райскими блаженствами).
Что касается ангелов, то Христос пострадал совсем не за них, но за каждого человека. И теперь у людей духовные перспективы значительно выше, чем даже у самых могущественных святых ангелов. Например, Дева Мария, с помощью Божией стала «честнейшей херувимов и славнейшей без сравнения серафимов». Иоанн Креститель, Николай Угодник и другие святые также явили собой равно- ангельную жизнь. Только мало людей, также желающих в своей душе принять Христа.
По 2)-му вопросу надо сказать, что Бог очень высоко ценит человека (как Своего со-творца). Он уважает выбор человека, причём не только Адама и Евы, но и всех людей. От нас, в частности, также зависит, как будут жить наши дети, внуки, правнуки и т. д., и в нашей стране, и во всём мире. Даже злые наши поступки Бог не всегда сразу же пресекает, но долготерпит или обращает их к благим последствиям.
С 3)-им вопросом необходимо вспомнить то, что Христос пострадал за всех людей и всем им уже даровал спасение. Но не все люди желают принимать этот драгоценный дар от Бога. В таинствах крещения, миропомазания, причащения и др., христианину даются от Бога огромные силы бороться со всеми греховными наклонностями; у человека развиваются навыки к христианским добродетелям, и они подкрепляются невыразимой радостью в его душе. А привычка — вторая природа, в данном случае, святая.
Одна из лекций г-на Осипова называется “Суть жертвы Христовой”. Святые Отцы, благоговея перед тайной Голгофской Жертвы, избегали давать такие претенциозные названия своим трудам, касающихся сотериологии. Тайна жертвы – это тайна любви. Мы можем говорить о ее свойствах, проявлениях, действиях и следствиях, употребляя язык символов, но сама суть Жертвы Христовой (г-н Осипов именно употребляет слово “суть”, “сущность”) остается непостижимой в своей глубине даже для ангелов; это тайна, которая воспринимается верой, а богословие может только отчасти пояснить ее.
Г-н Осипов пишет: “Речь идет о том, какую природу принял Бог-Слово, воплощалась здесь на земле. (Я цитирую буквально, не исправляя грамматических ошибок. А.Р.).Есть две точки зрения. Одна настаивает на принятие на неповрежденной человеческой природы, объясняя это тем, что Бог не может соединиться с чем то несовершенным, с чем то поврежденным, тем более, когда мы употребляем такое страшное слово, как грех. Бог не может соединиться с чем то греховным. Этот страх проистекает из того, что подчас мы не понимаем, насколько разные смыслы влагаются в одно и тоже понятие слово “грех”.
Надо сказать, что слова “несовершенный”, “поврежденный” и “греховный”, которые г-н Осипов перечисляет как синонимы, вовсе не однозначны, а имеют различное семантическое содержание. “Несовершенный” это неоконченный, не достигший цели; “поврежденный” значит ущербный, потерявший нечто необходимое, а “греховный” - извращенный, уклоняющийся от своей цели, впадший в состояние нравственного расстройства и дисгармонии душевных сил. Но такое определение далеко не полно. Грех, в метафизическом плане, это общение с демоническими силами, а не изолированное душевное состояние или действие человека. Рационалисты, как правило, игнорируют инфернальные (“подземные”) корни греха. Поэтому, Жертва Христова, обычно сводится у них к моралистике. В этом отношении г-н Осипов не представляет исключение. Он пишет:
“Единственным грехом, оскверняющим человека, то есть делающим его нечистым и перед самим собой и перед Богом, это грех личный, то есть тот, который совершается с пониманием, сознанием, свободным произволением человека, с сочувствием тому, что противно совести, и закону Божию, и законам человеческим. То есть, грехом в подлинном смысле слова является только личный грех. Следующие же понятия, такие, как родовой и первородный грех, имеют совершенно другой смысл. Это не то, что мы назовем нравственным преступлением или духовным падением, а это повреждение самой природы человеческой, которая в результате этого не оскверняется, не становится нечистой нравственно или духовно, а является поврежденной”.
Г-н Осипов обособляет природу от личности. Однако, природа это то, из чего образуется и оформляется личность. Эти понятия неслитны и, вместе с тем, неразделимы. Вспомним, что у многих древних отцов, они употреблялись как заменяющие друг друга термины. Впрочем, между природой и лицом есть коренное различие. Природа может не относиться к личности, а личность не может существовать вне природы. Святые Отцы выбрали слово “первородный грех” или “Адамов грех”, а не “Адамово поврежденность”, как хочет уточнить или поправить их г-н Осипов. Именно грех живет в природе и действует в ней; а сознание и гномическая (здесь – избирающая) воля человека показывают его отношение к греху, как внутреннему факту его психофизической монады. Г-н Осипов отрицает первородный грех как скверну, хотя у Святых Отцов и в литургических текстах эти слова употребляются как синонимы (первородного греха). Надо сказать, что сам человеческий разум является способностью и свойством не личности, а природы, и как все силы души поражен грехом, только в меньшей степени, чем эмоция и воля. Уже сама гномическая воля, как колеблющаяся и выбирающая, подразумевает действие греха, заложенного в падшей природе человека. По концепции г-на Осипова ребенок, с не вполне раскрывшимся сознанием и не оформившейся личностью, не имеет греха. Поэтому, по его концепции, спасение младенцев не зависит от таинства крещения. Постановления Карфагенского Собора, имеющего каноническое значение, предает анафеме тех, кто отрицает необходимость крещения для младенцев для очищения не их личного, а именно первородного, то есть природного греха. Уже Серафим Роуз, с присущей ему проницательностью отмечал, что либералы и модернисты различных направлений стараются изъять из церковного сознания учение о разрушительном действии первородного греха. Так г-н Осипов стыдливо прикрывает слово “грех” словами “несовершенство” и “расстройство”, добавляя, что на самом деле в этом ничего греховного нет, так как грех принадлежит личности. В детях, еще задолго до формирования сознания, действует грех как эгоизм, ревность, лживость и, даже, похотливость. Насколько каждый из нас помнит себя в раннем детстве, настолько он может зафиксировать греховные импульсы детской души. Поэтому, невинность и чистота ребенка - довольно условные понятия. Об этом с большой силой свидетельствует блаженный Августин. Апостол Павел пишет: “Одним человеком грех вошел в мир, поэтому все мы в нем согрешили”. Если г-н Осипов верит в богодухновенность Священного Писания, то он должен признать, что эти слова внушены апостолу Павлу Духом Святым. Но, из последующего будет видно, что г-н Осипов другого мнения.
Продолжим цитировать текст лекции:
“Подавляющее большинство святых отцов говорят одно и то же, что Бог воспринял поврежденную нашу человеческую природу”.
Итак, г-н Осипов приводит два мнения о человеческой природе Христа, как он обещал. Но, на самом деле, он не раскрывает истинного учения Святых Отцов в этом чрезвычайно важном вопросе, а именно, Христос воспринял неповрежденную грехом природу Адама, но добровольно взял на себя не грехи, а такие следствия греха, как тление и смерть, а также безгрешные немощи человеческой природы. Это святоотеческое учение г-н Осипов или замалчивает или умышленно искажает. Так, например, тем, кто говорит о неповрежденной грехом природе Спасителя, он приписывает ересь так называемых “нетленников”, которые считали, что тело Христа не подлежит тлению и смерти. Надо сказать, что учение о первородном грехе, поразившем все человечество, и Голгофской Жертве, как искуплении от греха, проходит красной нитью через все патристическое богословие и литургические тексты. Почти в каждом каноне указывается на первородный грех, именно как на наследственную скверну, передающуюся через зачатие и рождение. Если дело заключалось бы только в повреждении, а не в грехе и скверне, то почему необходим был Крест Христа, ведь мастеру незачем распинаться, для того, чтобы исправить испорченную деталь в машине. Почему тогда от Адама до Христа праведники сходили в ад, ведь поврежденную природу человека достаточно было исправить силой благодати? Если грех Адама был только его личным грехом, не вменяющимся потомкам, то есть не действующем в каждом человеке, то почему вне Голгофской Жертвы спастись невозможно? Разве понятие “поврежденная природа” соответствует другому понятию “падшая природа”? “Падшая”, значит не способная к тому, к чему призван человек - к богообщению. Затем стоит вопрос: куда пала наша природа, что значит это катастрофическое падение. Она пала в поле сатанинского притяжения и находится под влиянием и воздействием падших ангелов. Падшее присоединилось к падшему. Грех, в том числе первородный, это не только уменьшение и оскудение добра, а деструктивная энергия, нечто вроде нравственной энтропии, или, другими словами, грех это сопротивление божественной воле и тайная любовь к демону. Если грех только личностное понятие, то почему Церковь крестит младенцев? Значит, по концепции г-на Осипова, в этом вопросе правы протестанты, особенно баптисты, настаивающие на крещении взрослых и даже превратившие этот принцип в основную догму своей секты. Это реформаторско-баптистское учение содержится в лекциях г-на Осипова, хотя, возможно, он на словах будет отрицать его по понятным причинам.
Далее, г-н Осипов пытается сослаться на святителя Афанасия Великого, начиная с небольшого вступления:
“Афанасий Великий, один их тех людей не так многих в церкви, суждения которого принимаются во всей полноте и во всем объеме, у него не находим мы того, что находим мы подчас у других отцов, так называемые свои точки зрения, или те вещи, которые в последствии были приняты церковью”.
В житии Антония Великого, написанного Афанасием Великим, есть следующий эпизод: преподобный Антоний встречается в пустыне с кентавром и беседует с ним. Кентавр просит молитв у преподобного и затем пускается вскачь, и исчезает из вида. Неужели этот диалог принят, по словам г-на Осипова, всей “церковью во всей полноте и во всем объеме”? Мы думаем, что такие богословы, как Голубинский, Светлов, Глаголев, Несмелов - те, на которых любит ссылаться г-н Осипов - о кентавре другого мнения. Впрочем, вопрос о кентаврах можно отнести к богословскому теологумену. Там же г-н Осипов утверждает, что Афанасий Великий ученик Антония Великого, что не соответствует действительности. Афанасий Великий никогда не жил рядом с Антонием Великим и никогда не был в числе его учеников; его скорее можно назвать биографом преподобного.
Теперь приведем цитату святителя Афанасия, которая свидетельствует, что г-н Осипов или не понял ее, или просто решил воспользоваться именем святого Афанасия.
“Какой долженствовал быть конец тела, после сшествия в него слова, не могло оно не умереть, как смертное, изо всех приносимых на смерть, на что и уготовал его Спаситель. По сему то, хотя умерло тело как смертное, однако же ожило по присущей в нем жизни”.
Христос принял смертную плоть – это не отрицает Церковь. Но между смертью и грехом - принципиальное различие. Смерть это не сам грех, а следствие греха; грех в человеческой природе проявляет себя как деформация чувств и перерождение их в страсти, как отклонение разума от Бога, как разобщение душевных сил, как появление похоти и темных инстинктов; образно говоря, душа оделась грехом, как звериной шкурой. Господь принял плоть подобную плоти Адама до грехопадения, и добровольно взяв безгрешные немощи человеческой плоти, подчинил ее тлению и смерти, как следствию греха, от которого сам Он был чист. Он берет в Свою человеческую природу следствия человеческих грехов, также, как во время распятия Он взял на Себя наказание за грехи человечества, которые Он не совершил. Г-н Осипов хочет провести несторианскую мысль о том, что Христос взял на Себя не только безгрешные, но и греховные немощи человеческой плоти, и этим самым перенести центр искупления от Распятия к Боговоплощению. Как раз о следствии греха и смерти пишет святой Афанасий, а г-н Осипов в этом вопросе смешивает причину и следствие. Если Господь принял бы грех в Свою природу, то как бы эта природа могла быть соединена с Божеством, и надо было бы говорить о двух существах, о двух личностях: Боге-Слове и Человеке-Иисусе, в чем и заключается суть несторианства. Но это не все. Приняв грех в Свою плоть, Христос принял бы смерть не добровольно, а по необходимости, как каждый из нас. Затем, греховная плоть уже не была бы чистой жертвой за грешных, и вообще, Жертвы бы не произошло, а Голгофа оказалась бы только назидательным примером. Сам г-н Осипов видимо чувствует шаткость своего положения, и как мы увидим дальше, хочет исправить или скрыть одну ошибку другой ошибкой.
Г-н Осипов пишет: “Бог Слово добровольно принял эту нашу поврежденную природу, то есть первородным грехом”.
Но первородный грех это глубокое внутреннее расстройство душевных сил человека, это мистический союз с демоном, в который попали потомки Адама, это задатки и зачатки нравственного разложения, это любовь к демону, передающаяся через рождение, это нравственное разложение, которое каждый человек может видеть в себе. Для святых глубина человеческого падения и ужас первородного греха были настолько ясны и очевидны именно в свете благодати, которая давала им самопознание, как видение своего сердца, что они плакали над своей душой день и ночь. Преподобный Антоний Великий говорил: “Вся моя продолжительная жизнь была продолжительным плачем о своих грехах”. Современные люди, в том числе и богословы, в большинстве своем потеряли видение собственной души и поэтому к понятию греха подходят рационалистически и поверхностно. Для них грех перестает быть адской мистикой, то есть демонообщением, а рассматривается во внешних нравственных категориях, преимущественно общественного характера.
Итак, г-н Осипов пошел по пути Феодора Мопсуетского и несториан, которые считали, что Человек-Иисус имел греховную природу и всю земную жизнь нравственно совершенствовался.
Г-н Осипов пишет: “В трех основных конфессиях современного христианского мира употребляется три разные термина, которые хорошо выражают существо их понимания Жертвы Христовой. В Католическом Богословии – искупление, т.е. выкуп, в Протестантском Богословии – оправдание, термин связан с юридической практикой, и Православном богословии – спасение”.
Термины, сами по себе, правильны, но их интерпретация в инославных конфессиях, оторвавшихся от корня Вселенской Церкви, оказалась семантически и богословски искаженной. В православном богословии все эти термины взаимосвязаны и каждый их них имеет свое место. Человек был искуплен Голгофской Жертвой, через искупление – оправдан, то есть, освящен благодатью Духа Святого, а, будучи освященным, получил спасение, то есть возможность богообщения, которое начинается на земле и продолжается в вечности. Без искупления невозможно было бы восстановления и освящения человека; без искупления и оправдания, как освобождения от рабства демона в метафизическом и эмпирическом планах, без залога Духа Святого, без таинств Церкви, как продолжающейся Пятидесятницы - невозможно спасение человека. Итак, спасение – цель, оправдание – условие, искупление – средство. Эти термины содержатся в посланиях апостола Павла. Отвергать их, значит отвергать богодухновенность Нового Завета. Католичество и протестантство дали ложную интерпретацию библейской и святоотеческой терминологии, и теперь г-н Осипов хочет сблизить или отождествить эти термины с ересью, чтобы убрать их из православного богословия. Все Священное Писание, вынесенное из благодатного поля Церкви в бездорожье ереси, становится как бы отраженным в кривых зеркалах. В том – то и дело, что ереси не могли и не могут сохранить духа и догматической чистоты Древней Церкви, хотя и претендуют на это. Поэтому, в ересях искажена и извращена семантика библейского и святоотеческого языка. Г-н Осипов как будто забывает о православном значении терминов “искупление” и “оправдание”, и, выпячивая ошибки католической и протестантской сотериологии, пытается доказать невозможное, а именно, что сами слова “искупление” и “оправдание” - порождения еретических заблуждений или лингвистическая неудача апостолов. Надо сказать, что такое некорректное отношение к библейскому языку мы видим в так называемой “нравственной теории спасения”, которая представляет собой уклонение к протестантскому субъективизму. Но это отдельная тема. Если католичество и протестантство являются искажением православной догматики, то пересказ г-на Осипова католической и протестантской сотреиологии является профанацией самих ересей. Ни один лютеранин не согласится с таким странным положением, что можно без жизни по Евангелию, а одной уверенностью в своем спасении, получить небесное царство – вечный удел святых. Напротив, лютеране учат, что рождение в Духе Святом проявляется через исправление человеческой жизни, как естественной благодарности человека за свое спасение; а без этого само рождение в новую жизнь, как дар Духа Святого, считается сомнительным и недостоверным. Если бы спасение в протестантизме считалось бы только одним субъективным ощущением, а не требовало нравственной дисциплины, то провинившиеся члены протестантских сект не отлучались бы и не изгонялись из этих общин за совершенные грехи и преступления (в чем мы можем убедиться на примере баптистов). Мне кажется, недостойным профессора богословия, рисовать карикатуры на своих конфессиональных противников, и тем более приписывать им какие - то дикие взгляды на человеческую мораль.
Затем г-н Осипов вторично цитирует Афанасия Великого, и вторично искажает смысл его слов: “Покаяние не выводит из естественного состояния, а прекращает только грехи”.
В этом изречении г-н Осипов хочет найти подтверждение своей концепции о том, что Христос взял греховную человеческую природу, чтобы соединив ее с божественной природой, очистить и исцелить в Своей ипостаси. Покаяние только приостанавливает действие греха, но не уничтожает его, и даже не очищает человека от личного греха, а только создает условие, при котором благодать очищает грех, но непременно через Голгофскую Жертву Спасителя.
Далее, г-н Осипов задает вопрос, кому была принесена Жертва. Он приводит слова святого Григория Богослова: “Что Он Бог Слово – Христос, был Жертва, но и Архиерей, Жрец и Бог”, и далее, “Что жертва была принесена не лукавому, ибо как это было бы оскорбительно, не Отцу у Которого мы не были в плену и Который любит нас не меньше, чем и Сын, а человеку нужно было освятиться, человечеством Бога”.
Представьте, что солдат в бою пожертвовал собой, и закрыл своей грудью жерло вражеского дота. Можно ли сказать, что он принес жертву своим врагам? - это было бы оскорбительно. Можно ли сказать, что он принес жертву своим сотоварищам? - это было бы неточно. Здесь надо поставить вопрос: ради чего он принес жертву? И будет ответ - ради победы, ради своего народа. Христос - Богочеловек; Он приносит и принимает; Он Агнец, идущий на заклание и Архиерей, принимающий жертву. Агнец – Его человеческая плоть, Архиерей – Божество, но обе природы в одной Ипостаси. На Кресте Христос, будучи безгрешным, заменяет Собой падшее и грешное человечество, и через Голгофскую Жертву освящается и искупляется человечество, и это искупление реализуется для каждого человека в таинствах Церкви. Крест Христа это воплощение двух онтологических свойств Божества – любви и правды. Без двуединой любви и правды Божество не может существовать, это было бы абсурдом. Абсолют изменился бы по отношению к Самому Себе, как несовершенное существо. Христос принес жертву Триединому Божеству тем, что спас человечество, сохранив любовь и правду через распятие Своей Плоти. Образно говоря, любовь распялась ради правды, об этом пишет святой Игнатий Богоносец: “…моя Любовь распята”; в контексте Любовь означает Христа.
Здесь раскрывается смысл слов святого Григория: “Человеку нужно было освятиться человечеством Бога”.
Далее г-н Осипов приводит слова Максима Исповедника: “Он, Бог Христос, преподнося как благий все достигнутое Им тем, ради кого Он стал человеком”, т.е. Жертва совершена во имя любви Бога к человеку. Почему и говорится, что это – жертва любви”.
Эти слова с первого взгляда могут показаться идентичными нашему представлению о Голгофской Жертве, но на самом деле, здесь скрыт другой семантический смысл, который в дальнейшем раскрывается г-ом Осиповым, а именно: все достигнутое Им не искупление человечества на Кресте, а усовершенствование Своей падшей человеческой природы, что является одним из положений несторианства.
Г-н Осипов цитирует профессора Виктора Несмелова “по поводу понимания юридической жертвы”: “Ведь не один здравомыслящий человек никогда не допустит, что будто бы ради справедливого прощения своего обидчика он сам должен перенести то наказание, какое по закону следовало бы было перенести его обидчику, и что будто бы после этого наказания, он может с правдою и любовью простить своего обидчика”.
Но, давайте, представим эту картину в другом виде. Вельможа, по имени Иоанн, получил тяжелое оскорбление от своего слуги Василия, и по законам обидчика посадили в тюрьму. Просьба Иоанна о прощении своего слуги не повлияла на участь узника, которому грозила смертная казнь. Тогда Иоанн решает, что спасти слугу можно только одним способом: заменить его собой и самому потерпеть наказание. В ночь, перед казнью Василия, он идет в тюрьму, меняется со слугой одеждой и остается вместо него в темнице, а Василий, не узнанный стражей выходит на свободу.
Не кажется ли вам, что такая картина более напоминает искупление, чем карикатура, которую так смело нарисовал Несмелов, а затем переписал г-н Осипов, добавив такие слова, как: “это смешно”, “это бессмысленность”.
Не делает чести православным богословам тактика - бороться с католичеством и протестантством посредством профанаций, хотя это, по-видимому, наиболее легкий способ борьбы. Мы не согласны с католической сотериологией, но, все таки, надо стараться понять своего идейного оппонента. Неужели, действительно, католичество настолько несерьезная вещь, что нам остается только смеяться? Дон – Кихот бросился с копьем на ветряные мельницы, приняв их за великанов, одетых в доспехи, а здесь, наоборот, учат, что реальные и грозные противники Православия - это только мельницы, которые вращают своими крыльями, как богословствующие языки, и над ними можно только потешаться и смеяться.
Отступим несколько назад. Критикуя протестантство, г-н Осипов, на самом деле, подменяет его учением некоторых крайних радикальных сект, которые переходят границы между христианством и гностицизмом в духе николаитов, а именно, если человек поверил, что он оправдан Жертвой Христа, то для него все дозволено, так учил, например, Ирвинг, но от такого учения с отвращением отворачивались большинство протестантов.
Затем г-н Осипов пишет: “Они (Лютер, Меланхтон и другие “отцы” реформации А.Р.) объявили – каждый верующий освобождается не только от греха первородного, но и от всех личных грехов, то есть оправдывается в них”.
И мы верим, что в таинстве крещения человеку прощается не только первородный грех, но и все личные грехи, совершенные им до крещения. Ошибка протестантов в том, что они разъединили крещение от рождения Духом Святым. Но ведь сам г-н Осипов в лекции “Священство и евхаристия”, говорит, что крещение это не рождение в новую жизнь, а только залог новой жизни, с той разницей от протестантства, что рождение Духом Святым происходит постепенно, и здесь акцент с Жертвы Христовой переносится на личные труды человека. Г-н Осипов считает, будто протестанты верят в то, что можно быть оправданным без очищения, и нравственность не нужна для спасения. Любой протестантский теолог, прочитав такую детскую интерпретацию учения реформаторов, или снисходительно улыбнется такой некомпетентности, или придет в негодование, как на оскорбление своей конфессии, но, во всяком случае, будет невысокого мнения об уровне такого “сравнительного богословия”.
По отношению к католицизму г-н Осипов употребляет слово “абсурд”. Касаясь протестантства, он повторяет это, любимое для него, слово. Неужели, объявлять глупцами или ненормальными людей других конфессий, с учением которых мы действительно не согласны, - это лучший способ полемики? Мы отвергаем концепции Ансельма, Фомы Аквинского и Эриугены, но назвать их произведения бессмыслицей, то есть глупостью, интеллектуальной недоразвитостью, значит приуменьшить силу и значение своих конфессиональных противников, и вообще отказаться от полемики. С абсурдом и глупостью не спорят - это дело не богослова или философа, а психиатра. Из “боевых” слов г-на Осипова можно заключить, что все западные теологи страдают болезнью Дауна.
Г-н Осипов пишет: “Такова протестантская концепция. Это пожалуй нечто более страшное, более сильное и тяжелое, чем католицизм”.
Нет, это не протестантская позиция, а довольно вульгарная и плоская критика, стремящаяся заменить анализ концепции ее огульной дискредитацией. Г-н Осипов нарисовал карикатуру на протестантство, и затем боевито опровергает ее. Он продолжает: “Там хотя бы выкуп, но какой, который хотя бы оставляет человеку лично трудиться и лично над своими грехами работать, выкупать свои личные грехи самому, здесь даже этого не остается”.
Нет, г-н Осипов. Католицизм вовсе не учит, что Голгофская Жертва относится только к первородному греху, а личные грехи надо выкупить самому человеку посредством трудов и работы. Католичество, как и Православие, учит, что в таинстве крещения прощаются как первородный, так и личные грехи, а спасение зависит от веры и добрых дел. Грехи, совершенные после крещения, не выкупаются самим человеком, а прощаются в покаянии через Голгофскую Жертву Спасителя. Но личные труды человека необходимы для того, чтобы он мог дать место в своей душе действию благодати.
Учение о искуплении личных грехов своими трудами, а не Кровью Христа и действием благодати, является радикальным вариантом пелагианства, которое, кстати сказать, вообще отрицает прародительский грех, а вовсе не католичеством, как хочет представить дело г-н Осипов. Вернее было бы сказать, что католичество, во-первых, приуменьшает разрушительное действие первородного греха и, во вторых, придает большее значение внешним делам и общественной этике в деле спасения, чем внутреннему подвигу человека по очищению сердца, и само спасение представляет не как взаимодействие Божественной и человеческой воли (синергизм), а как бы сложение веры и добрых дел. Здесь слово “синергия” я употребляю в православном значении этого слова - не как симметрию в действиях божественной и человеческой волей, а как божественную волю - спасающую, и человеческую волю - принимающую благодать, и динамично содействующей ей.
Далее г-н Осипов пишет: “Христос оказывается все делает за него (протестанта А.Р.). Достаточно только человеку поверить во Христа как во Спасителя и вопрос закрыт”.
Интересный вывод. Зачем же тогда протестанту ходить на общие молитвенные собрания и читать Библию после его уверования во Христа как Спасителя? Если жизнь человека не имеет отношения к его спасению, то, что ему надо искать в Священном Писании после обращения? Зачем протестантам основывать благотворительные общества, принимать труды миссионерства, кормить голодных, организовывать помощь нуждающимся и т.д.? Как в поле протестантизма могло возникнуть такое явление, как “Армия спасения”, если реформация способна только порождать довольных собой эгоистов, для которых не существует моральных проблем, единственное желание которых – комфорт и сытость? Затем, откуда могло появиться в протестантских школах такой предмет, как Нравственное богословие? Неужели г-н Осипов не читал протестантских авторов, писавших о христианской морали? Приписывая протестантам странный девиз “Верь - и делай, что хочешь” г-н Осипов приписал им бесовскую волю, чуждой какой-либо морали.
Кому нужна такая профанация? Наверно, кому-то нужна. Если в военном штабе будут учить, что у противника кроме дубинок и топоров нет другого оружия, а на деле окажется, что его армия оснащена современной техникой, то это будет помощью противнику.
Современный священник, усвоивший себе представления г-на Осипова о западных конфессиях, как о “абсурде, от которого смешно становиться” в беседе с образованным католиком или протестантом, попадет в очень неловкое положение и увидит на своем опыте, что его дезинформировали.
Чтобы показать анекдотичность реформаторского учения г-н Осипов приводит следующий “оригинальный” стих: “Прямо в рай, прямо в рай, только ножки поднимай”. Этот поэтический перл, похожий на бойкую фабричную частушку, профессор называет “священным текстом от самого основного богословия”.
________________________________________
Разумеется, мы не согласны с Лютером, поправшим свои монашеские обеты, и извратившим в конфессиональных целях учение блаженного Августина, но, все таки, не стоит забывать, что Лютер перевел Библию с латинского на немецкий язык, и этот перевод является одним из классических образцов новонемецкого языка. Поэтому, идиотом, поднимающим ноги к небу его назвать трудно.
Он пишет: “Протестантизмом был решен самый главный вопрос, вопрос о спасения. Оказывается, если человек поверит, то всё. У него отпадают все заботы о каком-либо труде, о каком-либо подвиге, о борьбе какой-либо практической, внутренней и духовной жизни”.
Можно сказать, что в протестантстве само понятие о милосердии оземляется, и получает характер общественной пользы; это переход к религиозному прагматизму, который наметился уже в католицизме. Но говорить, что у протестантов “отпадают все заботы о каком - либо труде, о каком - либо подвиге”, и даже лишать протестантство практической этики, - это находиться или в плену собственных ложных представлений, или сознательно вводить своих читателей и слушателей в заблуждение, чтобы отвлечь их внимание от действительных ошибок католицизма и протестантства.
Все - таки, почему г-ну Осипову понадобилась такая профанация? Мне кажется, что он сам проводит идеи протестантизма в православном богословии и, поэтому, из тактических целей хочет показать себя врагом протестантизма. Когда я попытался указать на такие тенденции в лекциях г-на Осипова, то, ответивший мне г-н Зайцев, возмущенно воскликнул: “Прочитайте, как Осипов принципиально и резко обличает протестантизм”. Действительно же профессор борется с чучелом протестантизма, и от этого самим последователям лжеучения “ни жарко и не холодно”.
Нам кажется, что гневные реплики г-на Осипова в адрес католичества и протестантства являются отвлекающим маневром, рассчитанным на православного читателя, чтобы в это время незаметно протащить в ворота Православия “троянского коня” своей авангардисткой сотериологии.
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Загрузка...