МАРС

Перестук вагонных колес. За окном мелькают города и годы. Пейзажи меняются, меняются цвета флагов мотающихся на ветру над вокзалами, меняется ассортимент выпивки и закуски в ресторане, но неизменно дорожное братство пассажиров. Сменился век, сменился строй, а в плацкартном вагоне также болтаются сползшие с полок простыни и также ведут задушевные беседы попутчики, познакомившиеся пару часов назад. В таком вагоне, среди дребезжащих стаканов, чемоданов в проходах, легко, но устойчивого запаха перегара я – студентка первокурсница ехала в эпоху расцвета застоя, уже третьи сутки.

Моя нижняя полка была обжитым уютным уголком на фоне часто меняющихся соседей. В Уфе долго пустовавшее напротив нижнее место заняла молодая пара. Ехать им было часов пять, за Уралом это расстояние считается коротким. Есть, пить, спать в этом случае пассажиры не успевают, поэтому коротают время в разговорах с попутчиками. Моим новыми соседями было что рассказать . Они возвращались из-за границы. Путевку в Чехословакию им дали как молодым, перспективным работникам села. Мы быстро познакомились она – Вера, он - Пимеркан. Поженились они в сельскохозяйственном институте, там же в студенческом общежитии для семейных появилась их дочурка, звезда их любви – Венера. В родную деревню они вернулись уже в статусе начальства – он главным ветеринаром, она старшим экономистом. Дом, хозяйство, работа радовали их признаками благополучия и успеха. Чтобы счастье было полным благосклонные звезды послали им сына Марса. С фотографии, в неровном свете мерцающих фонарей, на меня черными раскосыми глазами смотрел припремиленькиймиленький бутуз – предмет главных тревог молодой матери оставившей его надолго одного на руках у свекрови. Мне тогда еще слегка совершеннолетней девице было очень интересно узнать как устроена жизнь:

-во-первых после МКАД

- во-вторых после свадебного марша Мендельсона. Почти до Янаула – райцентра откуда моим попутчикам было совсем близко, всего километров пятьдесят до дома я слушала их рассказы, живо интересовалась подробностями и до того увлеклась, что даже обменялась адресами и оставила московский телефон в приливе острой симпатии. За полчаса до остановки наши отношения закончились, они начали запаковывать вещи, обсуждать семейные дела и выйдя на ночной перрон не оглянулись махнуть мне рукой. Длинное лето , новые кавалеры, прочитанные книги, почти затерли в моей памяти отпечатки этой встречи. Но получив к Новому году поздравительную открытку написанную красивым ученическим почерком Веры я обрадовалась и ответила к Первому мая. В таком темпе мы переписывались несколько лет, потом она прислала нам посылку с башкирским медом, а я отправила цветные карандаши и колготки для детей. Совсем незаметно в переписке стала участвовать старательная дочка. Ее первые смешные буквы стояли в вразвалку, на расчерченных по линейки ярких ноябрьско-майских открытках. Потом лет десять улетели в какую-то воронку, сотканную из квартирных проблем, очередей и перестроек, что было с моими друзьями по переписке из башкирского села да и со мной я толком не помню. Страна вступила в эпоху так любимого у нас изменения старого мира «до основанья», а «затем» еще не наступило и от жизни осталось одно выживание. Все старое было уже разрушено, включаю почту и телеграф, кое-где пострадали и мосты. Поэтому однажды в декабре я несказанно удивилась, услышав за дверью после долго звонка строгий окрик: «Телеграмма!» Ее короткий текст гласил следующее: «Срочно вышли Экономикс Самуэльсона Вера». Расшифровка позволила мне понять следующее: дочка окончила школу и поступила в институт на экономический факультет, в январе экзамен по экономической теории, преподаватель уже совершил от политэкономии переход на рыночные рельсы, с учебниками плохо, раньше Самуэльсона как нобелевского лауреата и приспешника капитализма не переводили, надежда на московскую предприимчивость.

Я отправилась на поиски по книжным лоткам, которых тогда было значительно больше, чем сейчас фаст-фудов. Продавцы единодушно признавали мои потребности актуальными, но завышенными. В районе Университета, где под запорошенными снегом целлофановыми пленками таились редкие сокровища мысли, изданные в малых типографиях различных заводов, я сменила тактику поиска. Достав телеграмму, я стала совать ее в нос продавцам, как это делали люди в железнодорожных кассах, спешащие на похороны. «Мне Самуэльсона, по телеграмме!» - требовала я скандальным тоном. И вот один совестливый продавец стряхнул веником насеевшуюся с низкого неба снежную крупу, одеревеневшими пальцами приподнял толстую ломающуюся пленку и извлек как из оранжереи плоды экономической мысли взращенные на плодородной американской почве. Радость моя была омрачена страхом, что на почте потеряют мою добычу. Но почта в этом случае сработала в обе стороны и книга дошла по адресу.

Так я узнала о том, что дочка выросла. О том, что вырос и сын я узнала через несколько лет, получив от Веры письмо с просьбой навестить солдата в подмосковной части, где Марс проходил учебку. У него время, наверное тянулось долго, а у меня быстро, поэтому, когда я собралась он уже служил в Москве. Это я узнала из первого за всю историю наших отношений, звонка Веры из переговорного пункта в райцентре. Она по- деловому спрашивала меня можно ли остановиться у нас навещая сына. У нас в этот период уже было место, но еще не было мебели и я ответила, что если ночевка на полу их устраивает, то пусть приезжают.

Встречая ее на вокзале я была озадачена: как я ее узнаю, ведь виделись мы один раз в сумраке вагона семнадцать лет назад. Но когда она появилась в дверях поезда я узнала ее сразу, она была точно такая же как тогда, только одета по-зимнему. Я шагнула к ней улыбаясь и встретила настороженный, удивленный взгляд:

-Вера! - приветствовала я.

- Наташа! – окликнула меня из-за спины Веры юркая пожилая женщина. Я застыла в недоумении: дочь была похожа на мать, а мать перестала быть похожей на себя. Мы вновь познакомились. Вечером ценой хлопот моего мужа и просьб матери, сержанта-сына отпустили в увольнительную на два дня. Мы привезли его домой и начали кормить. Верин сын вырос в крепкого коренастого обаятельного парня. Он быстро привык к обстановке, рассказывал армейские байки, играл с моими сыновьями, но при этом без стеснения ходил за своей мамой хвостом, как теленок. Все предложения посмотреть Москву, развлечься он отклонял, видно было что общение с сестрой и матерью для него самое главное удовольствие. Мы осторожно выясняли, как у них в части с дедовщиной. Он успокаивал, что ребята первого года подобрались хорошие и проблем с дедами не допускают. О планах на будущее говорил уверенно, что пойдет доучиваться, ведь он из-за несданной сессии попал в армию, но при этом в глазах бился испуг. Три дня, что жили у нас гости, были не обременительны. Они оставили после себя теплые воспоминания о нормальных семейных отношениях и вычищенную до блеска, стараниями Венеры, квартиру.

Марс вернулся в часть, мать и сестра уехали домой. И вот тогда начались тревоги. Через неделю позвонила Вера и плача сказала, что Марса отправляют в Чечню. Звонил и он сам, мы ездили к нему перед отъездом и он признался, что написал рапорт и едет добровольно.

-Когда мать была ты уже знал? Поэтому дома сидел? – строго спросил его мой муж.

- Да, я боялся сказать ей, - признался с тоскливым видом воин.

- А голову под пули совать не боишься! – не удержалась я от упрека.

А потом потянулись месяцы ожидания. Сроки его возвращения приближались, наступили, прошли, а его все не было. Вера звонила нам, муж звонил в часть, где получал неизменный ответ:

- Сержант Хасбиев находится в служебной командировке.

В напряженном ожидании прошли сто дней до приказа, потом прошла волна дембелей его года призыва, один раз он дозвонился до нас, но ничего толком не сказал.

Сводки о боевых действиях и о потерях мы стали не слышать, а слушать. Вера собиралась приехать в Москву, чтобы начать поиски. И вот однажды звездным зимним утром нас разбудил звонок домофона. Муж встал, в темноте нашарил трубку, ответил, а потом вернулся в спальню и сказал:

- Вставай, Марс вернулся с войны.

Вчера я опять получила весточку от Веры: у Марса родился сын, две старшие дочки занимаются гимнастикой и получают медали. Одна из девочек очень похожа на бабушку. Лет через 10, если ее привезут в Москву, то я опять увижу свою давнюю попутчицу.